Искусство Павла Бабенко. Часть 2

Продолжаем публикацию серии статей доктора искусствоведения, главного научного сотрудник НИИ теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств, действительного члена РАХ Александра Якимовича о члене Союза художников РФ живописце и графике Павле Бабенко.

Трудно идет Павел Бабенко к организации экспозиции в Государственном Русском музее (раздел «Современное искусство») – нужны меценаты, нужны средства на аренду, рекламу, выпуск альбома-каталога. Ждем отклика спонсоров, потому и стараемся ближе познакомить читателей с личностью художника и его творчеством.

Почта Павла Павловича: Адрес электронной почты защищен от спам-ботов. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript.

На разрыв аорты. Искусство Павла Бабенко

Часть вторая

Творческая биография Бабенко выглядела бы на графике как очень извилистая линия с резкими отклонениями от среднего курса. В его зрелые годы (они наступили поздно, уже после 2000 года) налицо постоянные «качели», или переходы от полюса к полюсу. На одном полюсе – «фольклорное» добродушие, сдобренное почвенным «казацким» лукавством. Тут – концентрация уравновешенности и своего рода приятия жизни, то есть онтологический оптимизм. Но для исследователя, да и просто для всякого зрителя сложность заключается в том, что этот милый, уютный, забавный, шутливый и простодушный Бабенко враз превращается в какую-то другую личность. Вроде как мистер Джекиль, оборачивающийся мистером Хайдом. Откуда-то появляется саркастический абсурд, неистовая стихия – бунтарская, еретическая. Опасная. Словно он против Божьего творения бунтует, или, как библейский праотец, хочет дать взбучку крылатому небожителю.

Эти «качели Бабенко» проявляются в его живописных опусах, в его рисунках, в самой его линии жизни. А поскольку наш герой еще и непрерывно разбрасывает вокруг себя четверостишия или даже целые строфы в неведомых стихосложению размерах, с отважными и парадоксальными рифмами, то эти красноречивые свидетельства его характера, личности и настроений просто обязаны быть здесь вкратце упомянуты.

Понятно, что словесное творчество и творчество изобразительное (в частности и особенности – живописное дело) подчиняются разным Музам, то есть имеют свои отдельные друг от друга правила и законы. Но тем не менее мы легко поймем, когда Бабенко благодушен, шутливо беззаботен, и словно вспоминает о традиции деревенских посиделок, в которых парни и девушки обменивались вызывающими, острыми, но никогда не злыми репликами. Фольклор (настоящий, коренной, глубинный) всегда основывается на той интуиции, что «жизнь хороша, и жить хорошо». Сложная она штука, иногда смешная и глупая, и даже противная, но в конечном итоге все равно ХОРОШО.

с- под фуражки я гляжу
мир на этот странный
кто-то буковку убрал
и теперь он с раной

Такие и подобные частушечные опыты Бабенко – это, разумеется, чистой воды фольклорное хулиганство под гармошку и даже, если угодно, безобразие. Но это такое размашистое и незлое безобразие, что при виде такого поведения хочется крякнуть по-гоголевски и вспомнить одобрительное слово великого писателя: «Выражается сильно русский народ». Оттого и выражается сильно, продолжим эту мысль, что он крепко уверен в своей жизненной силе. Дерзости Бабенко – они именно по этой части.

ох я пью ох я пью
голова кружится
ох за сиську я держусь
как бы не свалиться

Но как будто без всякого перехода этот добродушный гуляка-казак оборачивается то ли разбойником, то ли злым духом – и нет пощады никому.

нет нет нет

между ними

да да да

по ступенькам спотыкаясь

мы уходим в никуда

Понятно само собой, что поэтические или квази-поэтические опыты Бабенко не могут служить комментарием или даже дополнением к нашему пониманию его картин, рисунков или пространственных композиций. Но личность, внутренний мир этого художника выражается вовне в самых разных творческих жестах. В его словесных рассказах о себе, в которых сочетаются противоположные полюса, как будто речь идет о разных людях и разных биографиях. И в его непрерывном стихотворчестве, которое происходит в его жизни как бы непроизвольно. Он так живет: вдохнул- выдохнул, сел, встал, заснул, проснулся, написал очередной текст. И не угадаешь заранее, каков он будет.

отравленные речи
отравленно хрипят
отравленные люди
отравленно стоят
отравленные дети
отравленно снуют
отравленные жизни
отравлен весь маршрут

Всякий бывший советский человек сразу должен понять, откуда тут ноги растут. Была такая популярная и умильная песенка, которую исполняла полвека тому назад юная девочка из Тбилиси по имени Ирма Сохадзе. Она пела о том, как советские дети рисуют свое советское детское счастье,

Оранжевое солнце

Оранжевое небо,

Оранжевое море…

Это самое «оранжевое солнце и оранжевое небо» отозвались в неистовом, саркастическом воображении Павла Бабенко картиной отравленных людей, живущих в отравленных городах. Это не пародия, разумеется. Это больше, чем пародия. Это какой-то голос из постапокалиптического измерения. И это пишет тот самый поэт (он же художник), которому так славно и радостно бывает и так хорошо жить …

летом буду бегать я
по траве зеленой
лето, родина моя
я в нее влюбленный

Пожалуй, его карнавальные, саркастически-абсурдистские опыты в живописи как раз хорошо сочетаются с бредовыми сценами в кратких стихомах Бабенко. Тотальная нескладность и невыносимость бытия получает иногда от художника-стихотворца как будто величаво-трагическое адресование:

на вешалке висит рубашка
красивы клеточки на ней
один я в комнате мне страшно
я в клетках вижу тьму людей

Как утверждал в романе Достоевского его герой Парфен Рогожин, человек гуляет и буянит не оттого, что ему хорошо, а оттого, что ему надо забыть себя, не думать о жизни, и для этого стремления есть веские основания. Но никогда, никто и ничто не выбьет из буйной головы художника Бабенко его вызывающее, подчас шокирующее жизнелюбие:

эх ты жизнь моя одна
ты моя веревочка
я не буду пить до дна
поживу немножечко

Кто еще производил бы на свет такие фразы, в диапазоне от частушки до космических фантазий в духе Маяковского?

Хлопнула дверь

Звезды посыпались

Это я ушел

В мрак космический

Ничего странного в том, что сам мастер кисти и слова время от времени вспоминает о том, что такие, как он, обычно удостаиваются среди своих сородичей мысли о медицинском диагнозе:

не приедет за мною машина
белая с красным крестом
не завяжут мне сзади рубашку
не выражусь смачно притом

Нет, все-таки он – ни то, ни другое, ни третье, ни десятое. Не циркач, не виртуоз эпатажа, не Иванушка из сказки, не авангардист и не циник. Все-таки главное в нем – разнообразие и нежелание жить одной определенной жизнью. Он не может не быть разным и жить многими разными жизнями.

почему люблю я ночь
сладострастно жду я дня
потому люблю я жизнь
что меняется она

Александр Якимович